«Ребенка заталкивают в сильный класс, а там я». Учитель математики и эксперт ЕГЭ Антон Низовцев

Не набрала баллы на ЕГЭ — сгорели олимпиады

— Каждый год у вас бывают стобалльники на ЕГЭ. Как они у вас получаются?

— Важно понимать, что последние годы я занимаюсь с ребятами 10–11 классов и неправильно приписывать их успехи только мне. Во-первых, это всегда очень зависит от ребенка, от его старания и способностей. А во-вторых, от тех учителей, которые заложили базу в начальной и средней школе.

Все последние ребята-стобалльники уже приходили ко мне мощными. Одна из таких учениц — Ксения Горб. Не думаю, что с ней большая моя заслуга, тем более и по другим предметам она тоже получила 100 баллов.

Раньше я работал в в лицее при МГТУ имени Баумана и пять лет подряд готовил с ребят с 7-го по 11-й класс. Там тоже были стобалльники, и, конечно, ими я горжусь лично, потому что сам заложил базу и довел их до конца.

— Не у всех даже очень сильных математиков дети сдают на максимум. Почему так?

— У многих сильных учителей нет стобалльников просто потому, что большинство сильных учителей занимаются не ЕГЭ, а олимпиадами. В олимпиадах совсем другая математика. Но при этом часто сами такие учителя, будучи прекрасными олимпиадными тренерами, не могут сдать ЕГЭ на 100 баллов.

У меня есть знакомый учитель, который намного лучше, чем я, знает математику и который сам был призером Всероссийской олимпиады, когда учился в школе. Он сдал ЕГЭ на 94 или на 96, что тоже очень хорошо, но тем не менее. У него значительно выше уровень, чем у всех детей, которых я знаю, но в ЕГЭ больше формальных нюансов. Я сам эксперт ЕГЭ, поэтому волей-неволей мне тоже пришлось его сдавать...

— И как?

У меня потели руки от нервов. Хотя всю эту программу я прекрасно знал и сдал на 100, мне было мало времени, чтобы все нормально оформить. Я понял, что мы требуем от детей очень много, им ведь надо сдать не один такой экзамен, и это действительно большой стресс и высокий уровень подготовки, много труда должно быть вложено.

Конечно, я как учитель должен требовать от ребенка результат, но если он проваливается, я его пойму. А такое регулярно бывает, я открыто говорю, что некоторые мои ученики проваливаются, причем очень печально: весь год хорошо учился, все пробные экзамены высоко сдавал, а реальный экзамен сдал плохо.

— Плохо насколько?

— Один мальчик должен был сдать на 100, а сдал на 65. Это самое худшее, что у меня было. Почему? Я не знаю, и он не знает. Видимо, нервы. Девочка — олимпиадница, член сборной Москвы, ездила на разные олимпиады, была победителем, призером. И она, чтобы подтвердить олимпиаду из перечня, должна была сдать ЕГЭ минимум на 75. Она еле-еле сдала на 80.

Рассказ, который может расстроить любого, в стиле Хемингуэя: олимпиадница написала ЕГЭ на 74, а надо было на балл выше. Повысить не смогли, олимпиады сгорели. Это не просто обидно, это очень сложно. И родители, и учителя, часто этого не понимают. Мы, взрослые, забываем, насколько тяжело учиться чему-то новому.

С нуля — на бюджет МГУ

— Но при этом вы считаете, что и без репетитора можно классно подготовиться. Кстати, почему, по вашему опыту, с этим девочки лучше справляются?

— Не знаю! Мне кажется, девочки в среднем более усидчивы. Когда мне показывают работу ЕГЭ, я могу определить, девочка ее писала или мальчик, хотя там нет ни фамилии, ни имени. В большинстве случаев девочки более аккуратны по ходу мысли.

Я знаю случаи, когда ребенок готовился сам. В интернете много хороших бесплатных материалов. Другое дело, что надо уметь разбираться, что из этого хорошее и тебе реально поможет. Ты должен сам себя мотивировать и заставлять регулярно учиться, а это не так просто.

Приведу вам пример из своей жизни. Я — взрослый человек, мне 32 года — пошел в спортзал. У меня есть тренер. Как делать эти упражнения, я выучил уже через пару месяцев. Но тренер мне нужен в первую очередь для того, чтобы это было структурно и я не пропускал. Он меня ждет, занятия оплачены, я не прогуливаю. А вот в шахматы учусь играть сам: у меня прекрасные ресурсы в интернете, все очень интересно. Но я не добиваюсь успехов, потому что не могу себя регулярно заставить играть.

Есть дети, которые гораздо упорнее меня, и они могут себя заставить учиться без тренера, без хороших учителей рядом. Но это зависит от их склада ума, от их, если так можно выразиться, менталитета. 

— Как далеко дети обычно уходят во второй, самой сложной части экзамена?

— Вторая часть очень сильно различается по уровню. Там есть так называемый «джентльменский набор»: геометрическое уравнение, чаще всего арифметическое неравенство, экономическая задача, первый пункт последней задачи.

Как-то ко мне в январе пришла девочка практически на нуле, у нее было 5 баллов из 32 на первом пробнике. Это даже не проходной. Но она старалась, сидела, сама училась очень много. «Можно мне больше домашнего задания?» Я даю 40 номеров. На следующий день говорит: «Я решила». Задаю еще больше. И так она сама честно дошла до 80 баллов, поступила в МГУ на бюджет. До 75 баллов самый слабый ребенок, если его нормально готовить, может дотянуть.

— А выше?

— Другие задания сильно сложней. Там есть геометрия, которую, к сожалению, очень многие дети не любят, уравнения с параметрами. В большинстве школ это не проходится. Я скажу так. На 80 баллов значительно сложней сдать, чем на 70. А на 90 баллов — в десять раз сложней, чем на 80. Про максимум уже не говорим. Это совершенно разный порядок.

— Насколько тут работает подход «чем больше решаешь, тем лучше»? Количество переходит в качество или бесполезно, там полет мысли должен быть?

— К счастью, это не олимпиада, где нужно нужно творчество (хотя самые сильные олимпиадники смотрят на задачу и уже сразу видят все методы). ЕГЭ берется нарешиванием. Когда ты десять тысяч часов вкладываешь в работу, у тебя потом все пойдет по накатанной.

Я веду курсы по ЕГЭ и говорю: «Ребят, вот я вам показал основные моменты, но у нас нет времени, чтобы решать эту стереометрию. Хотите — вот вам сайт, заходите, 100 задач сами решите на каникулах. Никто за вас их не сделает». Это работает.

— И последняя задача? Она же олимпиадная практически, там разве можно натаскаться?

— Самая популярная тема в этой задаче — теория чисел. Подтема — делимость. Самая популярная делимость — на 3 и 9. Поэтому я бы советовал сразу разобраться в таких темах. Очень часто, чуть ли не в каждой третьей задаче это встречается.

На днях я как раз смотрел досрочный вариант ЕГЭ. Я сразу вижу, как решать, мне не надо быть для этого умным, потому что там используются одни и те же паттерны. Нарешивайте — и будете знать моменты, которые чаще всего используются.

— Как готовиться к профилю, если взялся за голову с 10-го класса?

— Как я говорю своим ученикам: баллы не пахнут. Потерять два балла на первой части — это то же самое, что потерять два балла на суперсложной задаче. Поэтому первый совет — постоянно нарешивать первую часть.

Проходить пробники. В Москве, например, есть МЦКО, который проводит пробники, где ты проходишь через детектор с незнакомыми детьми, в незнакомой аудитории. Это очень отличается от пробника, который ты пишешь в школе. Обязательно до реального экзамена пройдите несколько пробных, это поможет.

И третий, самый главный совет — делайте большой упор на русский язык. Насколько я знаю, на 100 баллов русский сдают примерно в 30 раз больше детей, чем математику. Этот экзамен значительно легче. И пока при поступлении баллы по русскому учитываются так же, как и по другим предметам, надо этим пользоваться.

«Нет желания, чтобы мой ребенок был олимпиадником»

— Олимпиадную математику сегодня называют спортом высоких достижений. В реальном спорте, как правило, очень жесткие тренеры, пот, слезы, «умри, но сделай». А в математике?

— В любых вещах, где ты хочешь достигнуть высокого уровня, так. Иногда вижу детей, которые ради олимпиады вообще не учатся в школе. Они жертвуют своими социальными достижениями, интересами.

Как-то я был на лекции Станислава Смирнова. Он лауреат Филдсовской премии — самой престижной премии для математиков в мире. Суперуспешный математик из России, сейчас живет в Швейцарии. И даже он говорил, что не уверен, хочет ли от своих детей каких-то высоких достижений.

У меня сейчас беременна жена. Не знаю, будет ли наш ребенок математическим, но у меня как у учителя математики, который занимается в том числе олимпиадами, точно нет желания, чтобы мой ребенок был олимпиадником. Это далеко не для всех нужно.

— Для кого тогда?

— Считаю, что для тех, кто получает от этого удовольствие. Потому что риски перегореть и заработать психические проблемы высоки. А какая польза? Ну получишь ты в Москве хорошие выплаты, поступишь в вуз без экзаменов. Но если ты к этому моменту не умеешь общаться со сверстниками и у тебя нет ни на что сил?

Знаю много случаев, когда ребята-всероссники вылетают с первого, со второго курса вуза. В основном они идут в преподавание, потому что быстро могут зарабатывать нормальные деньги, просто объясняя свой предмет. Тут как и в спорте. Что со спортсменами случается? Они идут в тренеры.

Но это я рассказываю про грустные случаи. Конечно, чаще всего все хорошо, некоторые дети получают по два миллиона рублей (в Москве в 11-м классе), поступают в лучшие вузы, на лучшие стажировки и потом открывают свои стартапы.

Но еще раз — каждому свое. Не надо ребенка толкать туда, где ему не нравится.

— Чем вас еще можно как проверяющего Всероссийскую олимпиаду удивить?

— Я проверял региональный этап и один раз ошибся. Причем оказалось, что это был мой ученик: я поставил ему 0 баллов вместо 5. И он узнал, что это я. Так обиделся! «Ну вы же видели, что это я! У меня такой почерк!» А почерк у него ужасный, непонятный, я постоянно ругался. Конечно, этот почерк я знал хорошо. Но я проверил так много работ подряд, что не заметил, ничего не разобрал и ошибся. А он подумал, что я ему специально занизил.

— А бывают случаи, когда побеждает не ребенок из сборной, которого тренировали, а условный Петя, который просто смотрел бесплатные уроки в YouTube?

— В Москве нет, здесь слишком высокая конкуренция. Знаю, что в моем родном регионе, в Ленинградской области, в прошлом году был такой условный Петя из поселка: он смотрел ролики на YouTube и лучше всех в девятом классе в области решил физику.

Он должен был ехать на заключительный этап, и мы искали ему крутого преподавателя, платить был готов Гатчинский район. Мы нашли физика, который уже несколько лет занимается наукой в Саудовской Аравии. Но в итоге на финал поехал не этот мальчик, а кто-то другой, постарше, потому что от региона были квоты. Такое случается.

Но, знаете, этот условный Петя скорее исключение. Давайте возьмем фигурное катание. Я вообще еле могу стоять на коньках. Вот вы умеете кататься?

— Примерно так же.

— Если мы с вами сейчас пойдем на каток, мы вряд ли будем крутить тройные тулупы.

Наверное, кто-то может научиться сам, но это редкость. Нужна подготовка, подготовка и подготовка. Так и здесь. Школьники, которые специально тренируются к Всероссийской олимпиаде, это уже профессионалы.

— Тогда какие олимпиады вы посоветуете условному Пете, где не надо крутить тройной тулуп, но можно получить бонусы?

— Перечневые олимпиады. Очень советую ОММО — объединенная межвузовская математическая олимпиада в 11 классах, у нее прекрасное соотношение сложности к количеству преференций.

Из более простых советую «Шаг в будущее», я один из ее составителей. Это Бауманская олимпиада, там достаточно лояльные критерии для того, чтобы стать призером. Бывает, 30 баллов можно из 100 набрать, и ты призер.

«Родители заталкивают ребенка в сильный класс, а там я»

— Вы раньше работали в лицее при Бауманке, причем попали сразу в 7-й класс. Какие проблемы у детей накапливаются к этому возрасту?

— Такие, что ребенок вообще не хочет учиться и не понимает, зачем ему это все надо. Тем более математика — очень абстрактная наука.

Родители его заталкивают в суперсильный класс, в сильную школу. А там, например, я — учитель, который хочет результатов от каждого. И бедный ребенок сидит через силу, на него ругаются родители, а еще и я заставляю работать.

Родитель хочет очень многого, а ребенок ничего не хочет или хочет чего-то другого — рисованием, например, заниматься.

— Но тем не менее эти дети у вас лучше всех в Москве сдали ОГЭ.

— Я очень много беседовал с родителями тех детей, которым совсем было ничего не надо, и просил их забрать. За три года, что мы учились, наверное, трех детей забрали. Просто я честно говорил, что ребенок не тянет, мы его с вами мучаем. И это большая проблема для российской школы, потому что если родители не соглашаются, то мы практически ничего сделать не можем. Мы не можем отчислить, не можем выгнать, а для ребенка это нервы.

Нет, примерно год мы пытались, пытались, пытались. Но все равно некоторые дети говорили: «Я не хочу, Антон Юрьевич, мне скучно». Их забрали. С оставшимися — там было 32 человека — я фактически жил в этом классе. Мы с ними начали ездить вместе в лагеря, постоянно занимались, общались именно по-человечески. И так получилось, что они сдали все очень хорошо, 12 ребят из 32 получили максимальные баллы, средний балл был 29,2 из 32, это редкость.

Просто и я хотел, и класс хотел показать результаты. Они потом ЕГЭ хорошо сдали, поступили в хорошие вузы — МФТИ, Высшую школу экономики, Бауманку и так далее.

— Вы были совсем молодой учитель, 7-й класс — не самый легкий возраст.

— Наверное, мне повезло. Самое сложное — найти баланс. Ты все-таки старший, но и товарищ, который может обсудить с ними сериалы, в игры поиграть. Мы, кстати, с тем классом потом, когда они уже в Бауманке учились, ходили в компьютерный клуб вместе играть в Counter-Strike, отлично было.

При этом я считаю, что надо быть жестким и соблюдать субординацию. Дети должны психологически чувствовать, что все равно вы на разных уровнях. Я видел молодых учителей, которые спускаются в панибратство: не сделал домашнюю работу — ну ладно, я тебя прощаю. Нет, я сразу двойку ставлю. Но при этом мы хорошо общаемся.

Можно сколь угодно прекрасно разбираться в математике, но больше 10 минут тебя нормально слушать никто не будет, если ты не представляешь для них интереса как человек.

— В чем приятно, а в чем сложно работать с талантливыми детьми?

— Сейчас я веду на всю школу спецкурсы по ЕГЭ и работаю с несколькими классами.

У меня есть олимпиадный класс литературы. Я вообще ничего не понимаю в литературе, очень интересно с такими детьми работать!

Они мне рассказывают что-то, я с ними спорю, говорю, что мне скучно было в школе читать «Преступление и наказание» и я не понимаю, зачем мужик убил старушку. Кошмар какой! Как такое можно детям читать? Они мне рассказывают со своей стороны, почему у Достоевского так, что там какие-то особенности русской души раскрываются. Я действительно проникаюсь.

Или, например, я плохо относился к экологии как к науке, к раздельному сбору мусора, не верил в глобальное потепление. А у меня в школе была девочка из класса олимпиадной экологии. Говорю: «Слушай, ты крутая олимпиадница. Расскажи мне про глобальное потепление». И она за один урок мне объяснила так, что это было лучше любой пропаганды, с примерами. Я был поражен.

То есть мы друг друга культурно обогащаем. Но есть и трудности. Если ребенок, например, в классе олимпиадной литературы, он может быть постоянно на сборах, а математика у него по нулям. Я говорю, что мне все равно: «Я тебе не поставлю аттестацию, ты школу не закончишь». Но все решаемо, до серьезных проблем пока не доходило. Если я вижу, что ребенок серьезно занимается чем-то другим, я не буду до конца его давить. Пусть он минимум сдаст и будет прекрасным специалистом в других областях.

— А по-человечески вы с ними о чем болтаете?

— Если они спрашивают что-то... Например, я им рассказывал, как я из Ленинградской области переехал в Москву. Для меня это был сложный шаг: я жил в Гатчине, у меня были мама, бабушка, девушка, куча друзей, а тут раз — и переезжаешь учиться в магистратуре МГУ. Люблю рассказывать, какие сложности, насколько это много нервов занимает, какие есть плюсы, какие минусы. И приятно, когда можно что-то полезное донести.

Один ребенок спрашивал, женат ли я. Он учился в 10-м классе, ему было интересно, как найти жену. А это часто сложнее, чем олимпиаду выиграть. Собственно, я дал советы со своей точки зрения, но они очень субъективные.

Олимпиадник и слесарь на заводе

— Когда муж — учитель математики, чем это чревато?

— Моя жена сама учитель математики в той же школе, что и я, но она не так давно работает. У меня, как и, наверное, у многих учителей, развивается профдеформация: ты везде хочешь что-то объяснить, потому что ты большую часть времени проводишь с детьми, которые все-таки хуже тебя понимают в твоем предмете. А потом ты приходишь к друзьям и начинаешь: «Давайте я вам про политику сейчас объясню».

Не знаю, получается или нет, но часто замечаю за собой, что, например, сижу дома и мне хочется что-то объяснить жене, как будто она ребенок. Это плохо, такое пресекать.

— Знаю, что впервые вы объясняли математику коллеге-сварщику, когда школьником подрабатывали на заводе...

— Там была драматическая история. Мне нужны были деньги. Я поехал с родителями на несколько недель в Европу и оттуда проговорил с девушкой больше шести часов по телефону. Я был очень умный в 15 лет. Потом оказалось, что сотовый оператор требует с меня 27 тысяч рублей — безумные деньги в то время. Надо было эти деньги родителям как-то отдавать, и на лето я устроился на завод помощником слесаря.

Это было очень сложно, но я понравился, на следующее лето меня уже пригласили на этот завод слесарем. Я освоил шесть станков, мы делали глушители для фур и грузовиков. И вот ко мне подошел один из слесарей: «Я на заочном учусь, надо помочь с контрольной». Мы вместе с ним стали решать, он платил мне за это деньги. И оказалось, что за четыре часа математики я заработал столько же, сколько за станком на заводе за восемь. Наверное, тогда я что-то понял про свою будущую профессию (смех).

— Вы сами учились в какой-то математической школе?

— Учился я в самой обычной гатчинской школе No 9 с углубленным изучением отдельных предметов. Но наш физматкласс по силе он был — сейчас я могу это сравнить — как некоторые лучшие физматклассы лучших школ Москвы.

Математика мне нравилась с детства. Я участвовал в «Кенгуру», в началке выиграл первую школьную олимпиаду, все шло само. Специально меня не готовили. У меня бабушка — совершенно советская учительница биологии, поэтому она меня заставляла много всего учить, читать книжки, решать логические задачки. Книжки я читал уже в четыре года, например. Поэтому я считаю, что ребенка нужно развивать как можно раньше, и тогда что-нибудь выстрелит, как у меня выстрелила математика.

В 10-м классе я победил на годичной олимпиаде, но вообще весь год проиграл в компьютер, со школой из-за этого были проблемы. Просто такой сложный переходный возраст: первая девушка, первая любовь, первое расставание. Честно говоря, в 10-м классе я был довольно глупый и не понимал, насколько важно образование. То есть я не понимал, а надо ли хорошо учиться, надо ли в институт поступать — а, может, лучше и правда на заводе слесарем работать.

Я поступил на экономический факультет СПбГУ, на очень престижное направление «Теория кредитно-финансового менеджмента». И мне вообще там не понравилось: какие-то деньги, кредиты, банки, пассивы, активы, графики... Зачем это все?

— Преподавать в школе веселей?

— Конечно, здесь ты видишь результаты своей работы. Ты ребенка научил, он пошел и сдал экзамен. Ну или не сдал. Общение с детьми, эмоции от них потрясающие. Хотя мои некоторые одногруппники добились больших успехов как экономисты. Каждому — свое.

— Но вы все-таки работаете всю жизнь в сильных школах. Почему не идете в обычную?

— Думаю, там гораздо сложнее, потому что ты работаешь с большим количеством немотивированных детей. А в сильной школе все-таки многие сами хотят учиться. Но меня в обычные и не звали. Неожиданно пригласили в лицей, один из лучших в Москве, и я пошел туда. Потом позвали в школу ЦПМ.

Я работал и с учениками из обычных школ, когда вел курсы для тех, кто сдает базовый ЕГЭ. Конечно, это тяжелее, когда некоторые дети просто противятся. Так что я восхищаюсь учителями из обычных школ, которые умудряются давать детям что-то полезное.

Парашют и королева Иордании

— Как переключайтесь с уроков на просто жизнь?

— С собакой играю. Раньше серьезно играл в «Что? Где? Когда?» несколько лет и даже выиграл Чемпионат мира среди любителей на Кипре в 2018-м году со своей командой.

А так в последнее время полюбил рафтинг, купил себе легкую лодку. Раньше любил беговые лыжи. Сейчас в спортзал регулярно хожу, потому что после 30 лет потолстел и хочу похудеть. Пока не получается, но получается хотя бы мышцы набрать, да и для спины полезно.

— Три неожиданных факта про Антона Низовцева.

— Первый: я прыгал с парашютом. Вообще мама не разрешала, но как только мне исполнилось 18 лет, через три дня я прыгнул. Сам, без инструктора. Было очень круто, хотя она ругалась, конечно.

Второй: я общался на форуме с королевой Иордании Ранией. Тогда только-только начинался массовый интернет, и она сама осваивала форум, кому-то отвечала, вот и мне тоже ответила. Я что-то спрашивал про роль женщины, мне было интересно. Потом это быстро закончилось, за нее стали отвечать пресс-секретари.

Третий факт: в 11-м классе я должен был поехать на год в США, потому что выиграл конкурс, но отказался и не жалею. Хотя, может быть, жалею.

— Отказались почему?

— Во-первых, потому что у меня здесь была девушка, а я не хотел ее бросать. Во-вторых, не хотел уезжать и жить в чужой семье. Язык бы только мог идеально выучить, это было бы круто. Но я сейчас и так его неплохо знаю.

— Каким вы себя видите лет через 10-15?

— Я представляю, что у меня несколько детей, Я бы хотел троих-четверых.

Хотел бы по-прежнему работать учителем. Мне реально нравится моя работа. Пару дней в неделю я работаю учителем, остальное время уже шесть лет занимаюсь своими математическими лагерями «Сигма» — там я показываю, как дети могут проводить свое время: половина — это учеба, половина — веселый и интересный досуг. Меня устраивает все, как есть сейчас. Только неплохо бы несколько прибавлений в семье. И, может быть, похудеть.

Читайте также: Как научить ребенка играть самостоятельно: 4 лайфхака